Надя родилась 2 февраля 1972 г., в морозный солнечный день. Потом она напишет: Мне сказали – ты будешь помнить, Ты запомнишь все от нуля, От сырой черноты февраля, От второго часа пополудни... Родители Нади – Курбатова Галина Тихоновна и Монда Юрий Юрьевич – служащие, обычная городская семья. Бабушка и дедушка по материнской линии – Тихомолова Варвара Ивановна и Курбатов Тихон Тихонович, врач и агроном, сельская интеллигенция русской глубинки, родом из Воронежа. А родители отца Нади – Мария Дмитриевна и Юрий Ильич Монда – коренные жители Закарпатья, сельские труженики из-под Мукачева. С детских лет Надя впитала в себя буйство красок и запахов Карпат и тихую прелесть курской и воронежской природы. Многие ее акварели родились в этих местах. Росла Надюша веселым и ласковым ребенком, радовала всех окружающих неизменно счастливой улыбкой и добротой. Подрастая, проявляла необыкновенный интерес к окружающему миру, рассматривала каждую травинку и каждого жучка, часами перебирала морские камешки и ракушки; жалела птичек, собак и кошек. Потом она стала приносить в дом разных зверушек. Так у нас появились и стали жить разноцветные хомячки, морские свинки, черепаха, говорящий попугайчик, кошки, собаки и даже белый крыс Жук, его подруга крыса Милая и их крысята. В садике у Нади проявились музыкальные способности, там она участвовала во всех групповых концертах. Но самое большое увлечение, даже страсть, проявилось у нее еще в 4 года, – она начала рисовать. С тех пор Надя не расставалась с карандашами и красками, рисовала всегда и везде: на уроках, в поезде, на улице, вместо сна, вместо прогулки. Рисовала карандашами и акварелью, мелом на асфальте, углем, гуашью, пастелью, а позже масляными красками, тушью. Из всех ее карманов и сумочек я вынимала и сохраняла обрывки листочков, блокнотики, цветную бумагу с удивительно радостными сюжетами. Было ясно, что это Надино призвание, ее жизнь и счастье. Второй всепоглощающей страстью были книги, с раннего детства и на всю жизнь. В 6 лет Надя начала посещать изостудию во Дворце пионеров. Сначала рисовала орнаменты у Елены Давидовны Ермак, но вскоре попала в группу Якова Абрамовича Монина и долгие годы была его благодарной ученицей. В школе Надя училась хорошо и легко, вот только нежелание постоянно находиться в определенных рамках, шагать в строю отличало ее от сверстников, создавало трудности. Богатое воображение и углубленно-созерцательное состояние души уводили ее в свой мир. Надя зачитывалась сказками, ежедневно перед сном я рассказывала ей одну из них, любимую – «Про трех медведей». Позже пришло увлечение фантастикой и серьезной литературой. Помимо рисования и книг, Надя многое успела узнать и попробовать; она как будто спешила жить: летом замечательно каталась на велосипеде и роликах, зимой на коньках и лыжах, очень любила плавать. Купание и плавание в реке, в бассейне, даже душ доставляли ей огромное наслаждение. Детство резко оборвалось, когда после тяжелого гриппа у Нади обнаружили диабет. Ей было всего 12 лет, тяжелая болезнь совпала с тяжелейшим переходным возрастом, с бурным ростом организма. Постоянное недомогание и приступы отчаяния перемежались с редкими минутами надежды на выздоровление, радости от книг, пластинок, стихов. В 16 лет Надя начала писать стихи. К тому времени у нее была II группа инвалидности, маленькая пенсия, неясное будущее и огромная жажда жизни. Свои деньги она тратила в основном на книги и пластинки. Надина комната была завалена книгами, бумагами, рисунками, красками, пластинками, а также нитками и бусами, обрезками кожи и лоскутками, из которых она мастерила кукол, кулоны, браслеты, разные поделки. Не имея специальной глины, она из муки и клея лепила фигурки, портреты, обжигала их и раскрашивала, вырезала удивительные профили из куска простого мыла. Рисовала маслом на дверном и оконном стекле, на стеклянных банках изображала дивных птиц и негров. Как-то купила нам на Новый год 4 стопочки и изобразила на них портреты всех членов нашей семьи. А какую чудесную стенную домашнюю газету «Наша хата» – с юмором, с карикатурами – она выпускала! Чтобы получить профессиональное образование после 8 лет обшей школы и 9-го класса вечерней, требовалась подготовка. Надю познакомили с семьей художника Левчишина. В их уютной мастерской на Печерске Надя провела много часов: здесь она подолгу работала карандашом, рисовала натурщиц, бюсты Сократа, Платона; под негромкую музыку беседовала с Николаем Матвеевичем об искусстве, философии, просто о жизни; общалась с Натальей Владимировной и их дочерью Машей, с учениками Левчишина; здесь она отметила свое 18-летие. Книги Дж. Даррелла, Дж. Лондона, Дж. Адамсон, Акимуш-кина и Стругацких заменили произведения Юнга, Ремарка, Булгакова, Фолкнера, Шекспира, Мольера, Гесса, Рериха, Лосева, Розанова, Вольтера, Ницше... Она часами могла читать наизусть стихи Бродского, Мандельштама, Ахматовой, Гумилева, Цветаевой, Пастернака, Гарсиа Лорки, Арсения Тарковского... К своим же стихам и рисункам относилась иронично, легко их выбрасывала, не хотела о них говорить, не позволяла мне показывать их друзьям. Думаю, стихи становились для нее глубоко личным, интимным откровением, а потому не подлежали общему обозрению. Рисунки же и картины не удовлетворяли ее, ей хотелось чего-то более значимого. Надя говорила, что ей часто снится, как она рисует маслом большую прекрасную картину. В эти годы Надя вела замкнутый образ жизни, интенсивно занимаясь самообразованием и продолжая совершенствоваться в графике. Она никого не допускала в свой внутренний мир, не хотела никого нагружать своими проблемами, вызывать к себе жалость. Да и сама избегала вникать в эти проблемы: заниматься лечением, ходить по врачам. Ее нежная и чуткая израненная душа испытывала ужас перед надвигающейся бедой, и она писала: меня убили выстрелом в упор... мне больше не с кем расставаться... мне хотелось бы жить... молчать, молчать, нельзя кричать... зачем меня к земле за ногу приковали? Но были и другие стихи: я сквозь дверь прохожу, как сквозь свет... я жизнью упиваюсь, как водой... я поняла – я все могу, мне все возможно... какая ночь была вчера!.. я в свой город вернусь... Здоровье ухудшалось, с учебой не получалось. Один месяц Надя проучилась на курсах художников-декораторов, несколько месяцев в детской художественной школе, почти год – на курсах художников-мультипликаторов... Мечтала о Художественном институте, готовилась пойти на курсы сценаристов украинского поэтического кино. Она любила кино, много читала об актерах и режиссерах, знала хорошо отечественное и зарубежное кино. Высоко ценила Андрея Тарковского, его фильмы «Зеркало», «Андрей Рублев», «Сталкер», работы в кино и коллажи Сергея Параджанова. Надя необыкновенно любила жизнь, остро чувствовала боль и свою вину за ее несовершенство: На тебя, ненаглядный мой свет, Не смогу насмотреться за тысячу лет. И любовь в многоглазый простор Простилаю, как древний узор... и: С меня снимите кожу – я в ответе. На мне вина за все на этом свете... А нерастраченную любовь к людям она переносила то на героев телеэкрана, то на единственную подругу Зою Примакову, то на младшую сестру Машу, о которой она всегда нежно заботилась, беспокоилась и которой всегда восхищалась. К сожалению, мало кто понимал одаренность Нади, видел ее неординарность. Когда-то в маленькой девочке это разглядела бабушка Варя, в школе – учительница английского языка Евгения Григорьевна Чужина, во Дворце пионеров – Яков Абрамович Монин, а с 16 лет – художник-график Николай Матвеевич Левчишин. Всем им я безмерно благодарна. Когда Надя начала слепнуть, она восприняла это как конец всего: перестала рисовать и писать стихи; ей не хотелось жить. Оставалась только любимая музыка: Бах, Бетховен, Моцарт, Рахманинов, Шнитке, Армстронг... Весь 1998 год был тяжким. В августе Надя лежала в реанимации, после этого уже не вставала. Новый год встретили еще вместе. Надя так его ждала, волновалась о не купленных подарках. Очень ждала весну и теплое солнышко, говорила, что не доживет. Умерла Надя на рассвете 7 января, в день Рождества Христова. Ее жизнь была такой короткой и такой насыщенной: она написала более 200 стихотворений и около 30 картин, много графических рисунков и акварелей. Они остались как бесценный дар нам, живущим. Курбатова Г. Т.